«С тобой, потомок Хан-Гирея,
свихнёшься ...
Но ещё скорее
с тобой инфаркт заполучить!»

Не мог я ямба от хорея,
как он ни бился, отличить.
Я слово, против всяких правил,
куда хотел, туда и ставил.
Типаж для гениев обычен:
строптив, смешон, косноязычен.
С пол-оборота я взмывал,
мой по колен девятый вал
в момент смывал дневной суглинок –
«ботинок» и «полуботинок»
я с увлеченьем рифмовал:
«Самый лучший друг мой Мишка
съел один конфету “Мишка”»...

Ехидный мэтр (с прищуром глаз,
высокий лоб,
большой поэт, любимец дам,
в подпитье – сноб)
то амфибрахий утверждал меж нас,
то дактиль.
Но я, в отличие
от чувственных особ,
не от размеров ощущал
жар и озноб ...
Я между певчих птиц –
нелепый птеродактиль:

«Мне отчим заявил, что я упрямый,
что, вообще, я – вылитая мама,
под левым глазом созерцая мой синяк.
А мама йодом мазала царапины
и всё шептала мне про гены папины,
не отвечая отчиму никак»...

Берёшь перо –
дрожь пальцев не унять.
Нет ни строки,
вспорхнувшей вверх беспечно.
Я призываю – ископаемому внять
и реабилитировать навечно.