О, «mihito», pobre, pobre...
Вот это и достало!
Ты чего глазами хлопаешь?
Я разъясню по-русски:
если, скажем, я на Киевском,
то, значит, еду в Малый,
если в Петушках очнулся,
значит, был вчера на Курском.
Возражаешь? Ну, тогда
поведай мне о смысле жизни.
Хорошо бы поумнеть,
особенно об эту пору.
Может быть, стишок расскажешь,
там, где про любовь к Отчизне?
Я и сам грешил стишками,
да размер уже не впору.

Эй, кто там спесиво
скривился?
Вот ты!
Ты ж на две трети из пива
и на одну из воды.

А во мне играет кровь,
как, впрочем, и всю жизнь играла.
И при том, что мне как раз
вся жизнь-то и была не в радость.
Возмущался, бунтовал –
прилюдно получил в забрало.
До сих пор оно в ремонте.
Ну и делают же гадость!
Нет, конечно, милый мой,
я верю и в любовь, и в дружбу.
Но представь: пришел домой
однажды – и взяла икота.
Утром глянул в зеркала:
ну как таким идти на службу?
До сих пор бы всё смеялся,
если б плакать не охота.

Так что, приятель,
ты бы смешки...
Я не люблю их.
Создатель!
Где же твои Петушки?

Вечны ангелы твои,
но не бывали вечны дети.
Да и сколько, наконец,
могу я так клониться долу?
Вспомни лучше, для кого
я был единственным на свете.
Ничего не нужно мне –
организуй мне фарандолу:

«С фе-вра-ля до ав-гус-та
я хныкала и вякала,
на ис-хо-де ав-гус-та
ножки протянула».

Так пел мой брат.
Коряво, но похоже.
Слова – его,
и музыка его же.