Раскрытый дневник,
карандашная сверху пометка
«Отправить письмо!» –
и письмо,
что в итоге не брошено в ящик.
Прости, дорогой мой,
за то, что писал я так редко
и вспоминал,
как в сердцах заявил ты,
нисколько не чаще.

Похоже, мы лишку тогда
друг о друге сказали
за стойкой буфетной
с колечком лимонной закуски.
Ты помнишь: пыхтел маневровый
внизу на вокзале
и сцепщик-татарин кричал на своём,
матерился по-русски?

Не знаю: придумал я сам
или взял у кого то,
что привкус у крови
с годами всё более едок,
что в сутки пять тонн –
непосильная сердцу работа,
что это упрятано в каждом,
до срока,
на уровне клеток.

А в кадре тех лет
так светлы наши юные лица,
что камень на сердце
хоть давит, но как-то иначе.
С того января, что не смог
я с тобою проститься,
мне с ним стало проще.
Ты видишь:
я даже не плачу.