В пол-уха ночь
и натощак с утра,
но цепь не трёт,
и полная свобода,
и лаз есть –
под штакетник огорода
к дворняге
из соседнего двора.

Он со времён щенячьих
уцелел,
а должен был,
в собаку вырастая,
как всякий пёс,
сперва прибиться к стае,
потом попасть
под плановый отстрел.

Он уцелел
и стал таким, как есть:
его клыки –
губою двинет – жутко!
Других собак
спасала в холод будка –
его своя,
плотней, чем волчья, шерсть.

Но псы не могут
перейти предел.
В снег ткнётся мордой,
не осмыслив толком,
что прожил жизнь
наполовину волком,
но на цепи жить
так и не сумел.