Есть у зрачка дефект, и в этом вся печаль.
Зрачок устроен так, что видит только вдаль...
Мать не ложилась или встала слишком рано.
В тетрадках стол, над ним зелёный абажур,
шуршит под полом мышь, у печки кот Бонжур
скребёт за ухом и зализывает раны.

А за окном был снег колюч и воздух стыл,
там псы брехали, обеспечивая тыл.
Я полватрушки клал в карман для Гулливера.
Он был прожорлив, точно я, и неказист,
и отзывался и на имя, и на свист,
и вел свой род, со слов соседа, от терьера.

К весне в двойном стекле оптический обман:
на мачте белый парус, синий океан –
какая взору открывалась перспектива!..
Забор соседский разорён. Тверда рука,
и, воробьишке вброд, несёт фрегат река
к песку горячему персидского залива.

Потом с годами курс прямей, мудрее речь.
Мелеют реки, и дают фрегаты течь,
плюс голос в хоре и ходьба куда-то строем,
где статистически обязан имярек,
будь славянин он, скажем, турок или грек,
разбить цветник, родить детей и дом построить.

Нет сказки хуже, чем про белого бычка,
но в ней повторов меньше, нежли у зрачка.
Пора бы самому себе признаться прямо:
всего и нужно только было – Боже мой! –
купил копеечный конверт, пришёл домой,
взял лист, перо, поставил дату:
«Здравствуй, мама...»