У пустой собачьей будки потемневшая скамья,
груша над плетнём, а за плетнём — гречиха.
Там жил пасечник сто лет, там жил как-то месяц я,
а до нас намного раньше жили скифы.
Cостоявшемуся воднику
и несостоявшемуся океанологу
За окошком желтеет листва,
на листочке чернеют слова.
В целом доме — один.
Тому много причин.
Поседела моя голова.
Хорошо с рожденья быть горою Фудзияма.
Думаешь о вечном, а на всякий там галдёж —
стоишь и ухом не ведёшь.
Неприступна была я вчера… и мертва, как скала,
а сегодня с утра я на девочку стала похожей.
Примеряю наряды, и ты виноват, мой хороший,
что улыбку мою не вмещают мои зеркала.
«Моя хорошая, у нас опять зима.
Снег крыш не выбелил, но скрыл от глаз детали.
Моя хорошая, здесь не сойти с ума
пытаться можно… но получится едва ли.
В парке голые липы. На них вороньё.
Та же будка у той же скамейки.
Через годы услышать дыханье твоё —
опущу в автомат две копейки.